Б-1, Б-2, Б-3 - Геннадий Карпов

– Агентство «Клеопатра» слушает! – предельно эротичный голос не оставлял сомнений в том, что выбор девочек невелик, товар залежалый и рассчитан на обслуживание нетребовательных к красоте пролетарских окраин.

– Мне какую-нибудь даму на часик. Только не толстую! – вежливо попросил я.

На том конце вышла заминка. Трубку прикрыли ладонью и начали обсуждать детали. Через двадцать пять секунд, когда я уже искал глазами телефон конкурирующей организации под названием «Ариадна», из трубки донеслось:

– Вам как срочно? Просто пока рано, девочки подъедут ближе к вечеру. Мы сможем вам помочь часа через три.

Я давно не пользовался такими услугами и совсем забыл, что у них самая работа начинается тогда, когда дети засыпают, а тем, у кого их нет – не спится.

– Годится через три. Постараюсь дотянуть. Перезвоните по этому номеру. Только просьба: худую! Рост, цвет волос – до лампочки. Возраст – чтоб только не ветеран войны. Но не толстую! Толстая поедет обратно, сразу предупреждаю. У меня на них аллергия.

– Хорошо! Мы перезвоним вам ровно в десять на восемь девятьсот пять ноль восемьдесят шесть сорок четыре двенадцать! Девочки у нас – высший класс! – и в трубке раздались эротичные гудки.

Мне не хотелось секса. Мне надо было хоть как-то заполнить вакуум в голове. Любым дерьмом, но заполнить. Выбить клин клином. Сделать хоть что-то с любой бабой, чем опять лежать одному и думать, что на этот раз уже точно – всё. Конец. Ни желания жить, ни надежды на счастье уже не оставалось. Последний нетронутый кусочек души она забрала с собой, в груди остался только серый бутовый камень.

До десяти я занимался тем, что пересматривал а потом стирал кое-какое наше с ней видео. Заодно стёр всего Михайлова и Талькова. Я не мог себе представить, что буду смотреть этот концерт в «Олимпийском» с кем-то ещё. И понял, что больше не могу слушать лирические песни про несвоевременность – вечную драму, где есть он и она.

Ровно в десять эротический голос сообщил, что сука готова к случке. Ещё через полчаса раздался стук в дверь. Сутенёр опытным взглядом мельком глянул на меня, потом засунул голову в комнату:

– Вы один?

– Один, я эти порядки знаю! – устало сообщил я.

Что ни говори, а в этом плане они – молодцы: если клиент под мухой или в хате мужиков больше, чем заказанных девочек – сразу до свиданья!

– В этом месяце у нас десять процентов скидка или двадцать минут к каждому часу бесплатно. Каждый пятый визит за половину стоимости. Девочка хорошая, но тут небольшая проблема! – он даже смутился.

Вид смущённого сутенёра дорогого стоит, и мне стало легче. Что уж там за проблема с девочкой – я пока не знал, но от общения мне уже повеселело.

– Она на клык не берёт! – шёпотом посплетничал он мне. – Учится на стоматолога в меде. Что-то им такое на лекции рассказали. Теперь хоть убивай – не даёт в пасть. Для вас это принципиально?

– Можно сначала на товар глянуть? – заинтересовался я.

Из-за двери парень выудил крашеную блондинку средней комплекции в короткой футболке, миниюбке и чулках с резинками. На левом плече – небольшая наколка в виде бабочки. Любят они наколки на разных поцелуйных местах. Непременно нечто крылатое: бабочка или птичка. Роста она была как Р-7, и в принципе, если глотнуть стакан, даже чем-то её напоминала. Она смотрела на меня стандартные полсекунды и сразу как-то внутренне расслабилась. Видимо, успокоилась за свой рот. Опасений на эту тему я у неё не вызвал.

– Да нормально! – я протянул сутенёру деньги. – Бонус беру минутами! Приезжайте через час двадцать!

* * *

Ночью мне опять приснился мёртвый литовец. Обычно он снится мне на вторую или третью ночь после хорошей пьянки. Если пил два дня – литовец приходит на вторую ночь. Если три – то на третью. Больше трёх дней я пить не могу: организм отторгает алкоголь и вообще всё, что пытается в него проникнуть тем или иным способом. Через три дня возлияний смотреть в зеркало становится просто стыдно. Проблемой оказывается дойти не то что до ларька с пивом – до туалета. И тогда понимаешь, что в жизни одному есть реальный минус: чуть что случись – и, как говорится – воды подать некому. Поэтому алкоголем после второго развода я не злоупотребляю, а, значит, и литовца вижу редко. Сегодня он пришёл без похмельного синдрома, но темы нашего разговора это не изменило. Вообще сложно изменить тему беседы с человеком, которого ты давно убил. Поэтому и литовец ничего нового мне не сказал.

– Ну что? Искал счастья, да снова мимо? То это тебе не так, то – то. То толстая, то тупая, то уши большие, то семечки лузгает, то Куросаву твою глядела, да вдруг храпанула. А та президента не любит! На тебя не угодишь! Не задумывался, почему сто тысяч женщин – полные дуры, а вокруг них летает этакий супермозг! Орёл, сука, нашёлся! Все дураки – один ты умный! А мобыть наоборот? Тогда всё зараз сходится!

– Есть такое выражение, дед: почему все дуры такие бабы? Вроде – ерунда, а как задумаешься – и верно! С другой стороны – чё ты лезешь куда не просят? По ночам подслушиваешь! Может ты извращенец? – отвечаю я ему. – Настроение и без тебя – не очень. Чё припёрся? Я не пью с Пасхи, а ты припёрся! Соскучился? Поцелуй мои нижние уста?

– Ты три дня назад пиво сосал! Алкашом жил, алкашом подохнешь! Даже могу сказать – где и когда! Хочешь?

Его борода затряслась, но смеха я не услышал. Убиенные не смеются. Они только обозначают, что им в данный момент было бы смешно, будь они живы.

– Три дня назад я выпил одну бутылку «Клинского». Это вообще не повод для твоего визита! И свои прогнозы оставь при себе. Я их уже сто раз слышал. То я утону, то повешусь, то замёрзну, то меня зэки на зоне зарежут. Я уже все твои сроки пережил, так что прогнозам твоим цена – как прогнозам погоды. Пальцем в небо!

– Ну да, ошибся пару раз. Но согласись: каждый раз было близко! В том что ты не помер – моей вины нет никакой. Видать, кто-то ещё на тебя прогнозы делает. Судя по всему – баба какая-то. Никак – кандидатша твоя нерасчёсанная. Ты всё на баб время тратишь, а она индийских богов изучает! Уже триста зазубрила, ещё три тысячи осталось. Хочет, небось, чтоб ты ей дитё заделал. Потому-то ты тогда на Подлысане не замёрз и в Каче не потонул. И прокурор дело закрыл на тебя, охломона, когда ты карточку с голыми титьками той дуры замужней на всеобщее обозрение выставил. Только оба вы со своей кандидатшей – идиоты! Она думает, что индийские боги есть, а ты думаешь, что загробной жизни нет. Дураки оба!

– Ага, – отвечаю я ему полусонно, потому что даже во сне спать хочу, а этот гад всё болтает и болтает, – И повесится как-то не получилось, и на зону не отправили, хотя два раза к прокурору таскали, и из-под машины успел выпрыгнуть. Было дело. Теперь всё? Иди, дай поспать!

– Ты кроме меня ещё жену мою убил! Двух коз с козлёночком голодом уморил! И курей! Тебе за это мучаться и на этом свете, и на том. Так и знай!

– А ты моего дядьку зарезал! На меня своего пса натравил! Так что помолчал бы уж, праведник!

– Я его за дело зарезал, а ты мою жену просто так голодом уморил!

– Ну всё! Ты меня достал! Да будь моя воля – всех бы вас до пятого колена этапом на Сахалин отправил! – рявкнул я на него и проснулся.

За окном стояла темень. В щель окна проникал шорох дождя. Я включил телевизор и глянул на часы. Четыре утра. Понятно: час быка минул, петух прокукарекал, нечисть сгинула. А ты тут лежи как дурак и вспоминай всё, что накопилось за годы неправедной жизни.

* * *

В маршрут по Малому Караголю я пошёл один. Ходить одному в маршруты геологам вообще-то запрещено. Но не категорически. В книге по технике безопасности перечисляются вещи, которые геологам во время полевых работ делать запрещено либо не рекомендуется: ставить палатку в затопляемую пойму реки, ставить палатку около сухих деревьев, переходить реку вброд босиком, стрелять на звук, подходить к вертолёту и коню сзади, трахать мозг медведю с апреля по июль, хватать гадюк за хвост с криком «Ни фига себе червяк!», ходить в маршруты в одиночку и т. д. Книга эта довольно толстая, написана, что называется, кровью, и геологи вечерами у костра любят приводить примеры нарушения этих правил и тут же последовавшей расплаты. Но жизнь в рамки не загонишь, поэтому то, что запрещено – делают почти все. А вот то, что запрещено категорически, делают тоже почти все, но реже.

Мой напарник заболел. Простыл, что неудивительно. Стоял октябрь. Ночами доходило до минус десяти. Ноги в резиновых сапогах постоянно мёрзли, да и иммунитет у народа к концу сезона снижается из-за недостатка витаминов. Благо – не Таймыр, до цинги дело не дошло. Но гвоздика и виноград в Сибири не растут, а черемша и лук – продукт сезонный.

Нам оставалось сделать последний маршрут по самому дальнему ручью, взять полсотни донных проб и сделать радиометрию. Но Иваныч поднялся среди ночи и, стуча зубами, начал шарить в своём огромном рюкзаке. Я высунулся из спальника и включил фонарик. Вылазить ночью из спальника жуть как неохота. Дрова в печке прогорели, и через пять минут температура воздуха внутри палатки сравнялась с той, что снаружи. А снаружи температура такая, что лужи глубиной пять сантиметров промерзают к утру до дна. Поэтому телодвижения Иваныча сразу меня насторожили, тем более, что ещё днём он жаловался на ломоту в суставах и слабость.